Неточные совпадения
Стародум(
обнимая неохотно г-жу Простакову). Милость совсем лишняя, сударыня! Без нее мог бы я весьма легко обойтись. (Вырвавшись из рук ее, обертывается на
другую сторону, где Скотинин, стоящий уже с распростертыми руками, тотчас его схватывает.) Это к кому я попался?
Г-жа Простакова (бросаясь
обнимать сына). Один ты остался у меня, мой сердечный
друг, Митрофанушка!
Изобразив изложенное выше, я чувствую, что исполнил свой долг добросовестно. Элементы градоначальнического естества столь многочисленны, что, конечно, одному человеку
обнять их невозможно. Поэтому и я не хвалюсь, что все
обнял и изъяснил. Но пускай одни трактуют о градоначальнической строгости,
другие — о градоначальническом единомыслии, третьи — о градоначальническом везде-первоприсутствии; я же, рассказав, что знаю о градоначальнической благовидности, утешаю себя тем...
На третий день после ссоры князь Степан Аркадьич Облонский — Стива, как его звали в свете, — в обычайный час, то есть в 8 часов утра, проснулся не в спальне жены, а в своем кабинете, на сафьянном диване. Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, как бы желая опять заснуть надолго, с
другой стороны крепко
обнял подушку и прижался к ней щекой; но вдруг вскочил, сел на диван и открыл глаза.
Друзья, которые завтра меня забудут или, хуже, возведут на мой счет Бог знает какие небылицы; женщины, которые,
обнимая другого, будут смеяться надо мною, чтоб не возбудить в нем ревности к усопшему, — Бог с ними!
Тарас видел, как смутны стали козацкие ряды и как уныние, неприличное храброму, стало тихо
обнимать козацкие головы, но молчал: он хотел дать время всему, чтобы пообыклись они и к унынью, наведенному прощаньем с товарищами, а между тем в тишине готовился разом и вдруг разбудить их всех, гикнувши по-казацки, чтобы вновь и с большею силой, чем прежде, воротилась бодрость каждому в душу, на что способна одна только славянская порода — широкая, могучая порода перед
другими, что море перед мелководными реками.
— И зачем, зачем я ей сказал, зачем я ей открыл! — в отчаянии воскликнул он через минуту, с бесконечным мучением смотря на нее, — вот ты ждешь от меня объяснений, Соня, сидишь и ждешь, я это вижу; а что я скажу тебе? Ничего ведь ты не поймешь в этом, а только исстрадаешься вся… из-за меня! Ну вот, ты плачешь и опять меня
обнимаешь, — ну за что ты меня
обнимаешь? За то, что я сам не вынес и на
другого пришел свалить: «страдай и ты, мне легче будет!» И можешь ты любить такого подлеца?
„Позволишь без чинов
обнять себя и… старым товарищем и
другом“ — а! наконец догадался… и прочая и прочая…
Спросить он хотел что-то
другое, но не нашел слов, он действовал, как в густой темноте. Лидия отшатнулась, он
обнял ее крепче, стал целовать плечи, грудь.
— Я тоже чувствую, что это нелепо, но
другого тона не могу найти. Мне кажется: если заговоришь с ним как-то иначе, он посадит меня на колени себе,
обнимет и начнет допрашивать: вы — что такое?
— Вот — дура! Почти готова плакать, — сказала она всхлипнув. — Знаешь, я все-таки добилась, что и он влюбился, и было это так хорошо, такой он стал… необыкновенно удивленный. Как бы проснулся, вылез из мезозойской эры, выпутался из созвездий, ручонки у него длинные, слабые,
обнимает, смеется… родился второй раз и — в
другой мир.
Его молча слушали человек десять, слушали, искоса поглядывая
друг на
друга, ожидая, кто первый решится возразить, а он непрерывно говорил, подскакивая, дергаясь, умоляюще складывая ладони, разводя руки,
обнимая воздух, черпая его маленькими горстями, и казалось, что черненькие его глазки прячутся в бороду, перекатываясь до ушей, опускаясь к ноздрям.
Однажды, когда Варвара провожала Самгина, он, раздраженный тем, что его провожают весело,
обнял ее шею, запрокинул
другой рукою голову ее и крепко, озлобленно поцеловал в губы. Она, задыхаясь, отшатнулась, взглянула на него, закусив губу, и на глазах ее как будто выступили слезы. Самгин вышел на улицу в настроении человека, которому удалась маленькая месть и который честно предупредил врага о том, что его ждет.
Для того, чтоб попасть домой, Самгин должен был пересечь улицу, по которой шли союзники, но, когда он хотел свернуть в
другой переулок — встречу ему из-за угла вышел, широко шагая, Яков Злобин с фуражкой в руке, с распухшим лицом и пьяными глазами; размахнув руки, как бы желая
обнять Самгина, он преградил ему путь, говоря негромко, удивленно...
Пара серых лошадей бежала уже далеко, а за ними, по снегу, катился кучер; одна из рыжих, неестественно вытянув шею, шла на трех ногах и хрипела, а вместо четвертой в снег упиралась толстая струя крови;
другая лошадь скакала вслед серым, — ездок
обнимал ее за шею и кричал; когда она задела боком за столб для афиш, ездок свалился с нее, а она, прижимаясь к столбу, скрипуче заржала.
На берегу тихой Поруссы сидел широкобородый запасной в солдатской фуражке, голубоглазый красавец; одной рукой он
обнимал большую, простоволосую бабу с румяным лицом и безумно вытаращенными глазами, в
другой держал пестрый ее платок, бутылку водки и — такой мощный, рослый — говорил женским голосом, пронзительно...
— Разве умеет свои выгоды соблюсти? Корова, сущая корова: ее хоть ударь, хоть
обними — все ухмыляется, как лошадь на овес.
Другая бы… ой-ой! Да я глаз не спущу — понимаешь, чем это пахнет!
Марс
обнял Венеру, она положила ему голову на плечо, они стояли, все
другие ходили или сидели группами.
— Cher, cher enfant! — восклицал он, целуя меня и
обнимая (признаюсь, я сам было заплакал черт знает с чего, хоть мигом воздержался, и даже теперь, как пишу, у меня краска в лице), — милый
друг, ты мне теперь как родной; ты мне в этот месяц стал как кусок моего собственного сердца!
Спит это она однажды днем, проснулась, открыла глаза, смотрит на меня; я сижу на сундуке, тоже смотрю на нее; встала она молча, подошла ко мне,
обняла меня крепко-крепко, и вот тут мы обе не утерпели и заплакали, сидим и плачем и
друг дружку из рук не выпускаем.
И поцеловала меня, то есть я позволил себя поцеловать. Ей видимо хотелось бы еще и еще поцеловать меня,
обнять, прижать, но совестно ли стало ей самой при людях, али от чего-то
другого горько, али уж догадалась она, что я ее устыдился, но только она поспешно, поклонившись еще раз Тушарам, направилась выходить. Я стоял.
Взгляд далеко
обнимает пространство и ничего не встречает, кроме белоснежного песку, разноцветной и разнообразной травы да однообразных кустов, потом неизбежных гор, которые группами, беспорядочно стоят, как люди, на огромной площади, то в кружок, то рядом, то лицом или спинами
друг к
другу.
— Ай, девка, хороша, — говорил один. — Тетеньке мое почтение, — говорил
другой, подмигивая глазом. Один, черный, с выбритым синим затылком и усами на бритом лице, путаясь в кандалах и гремя ими, подскочил к ней и
обнял ее.
Он догнал ее еще раз, опять
обнял и поцеловал в шею. Этот поцелуй был совсем уже не такой, как те первых два поцелуя: один бессознательный за кустом сирени и
другой нынче утром в церкви. Этот был страшен, и она почувствовала это.
Главное же, обиделся тем, что слишком скоро меня за своего
друга принял и скоро мне сдался; то бросался на меня, пугал, а тут вдруг, только что увидел деньги, и стал меня
обнимать.
Область распространения красных волков
обнимает длину реки Уссури, Южно-Уссурийский край и прибрежный район к северу от залива Ольги до мыса Плитняк.
Другими словами, северная граница их обитания совпадает с границей распространения диких коз и пятнистых оленей. Чаще всего животное это встречается в Посьетском, Барабашском и Суйфунском районах.
—
Друг мой, Катенька, как же я рада! — Вера Павловна бросилась
обнимать свою гостью. — Саша, иди сюда! Скорее, скорее!
Влюбленному всего дороже скромность
И робкая оглядка у девицы;
Сам-друг она оставшись с милым, ищет
Как будто где себе защиты взором.
Опущены стыдливые глаза,
Ресницами покрыты; лишь украдкой
Мелькнет сквозь них молящий нежно взор.
Одной рукой ревниво держит
друга,
Другой его отталкивает прочь.
А ты меня любила без оглядки,
Обеими руками
обнималаИ весело глядела.
Уж видно нам мириться с вами, парни.
Ребята вы
других не хуже. Пусть же
Узнает Лель, и мы ему докажем,
Что парни нас не обегают. Рад бы
Обнять когда и Радушку, да поздно;
У ней дружок, ему и поцелуи
От Радушки.
— Мне было слишком больно, — сказал он, — проехать мимо вас и не проститься с вами. Вы понимаете, что после всего, что было между вашими
друзьями и моими, я не буду к вам ездить; жаль, жаль, но делать нечего. Я хотел пожать вам руку и проститься. — Он быстро пошел к саням, но вдруг воротился; я стоял на том же месте, мне было грустно; он бросился ко мне,
обнял меня и крепко поцеловал. У меня были слезы на глазах. Как я любил его в эту минуту ссоры!» [«Колокол», лист 90. (Прим. А. И. Герцена.)]
Вечер. «Теперь происходит совещание. Лев Алексеевич (Сенатор) здесь. Ты уговариваешь меня, — не нужно,
друг мой, я умею отворачиваться от этих ужасных, гнусных сцен, куда меня тянут на цепи. Твой образ сияет надо мной, за меня нечего бояться, и самая грусть и самое горе так святы и так сильно и крепко
обняли душу, что, отрывая их, сделаешь еще больнее, раны откроются».
— Гаврило Семеныч! — вскрикнул я и бросился его
обнимать. Это был первый человек из наших, из прежней жизни, которого я встретил после тюрьмы и ссылки. Я не мог насмотреться на умного старика и наговориться с ним. Он был для меня представителем близости к Москве, к дому, к
друзьям, он три дня тому назад всех видел, ото всех привез поклоны… Стало, не так-то далеко!
На
другой день утром мы нашли в зале два куста роз и огромный букет. Милая, добрая Юлия Федоровна (жена губернатора), принимавшая горячее участие в нашем романе, прислала их. Я
обнял и расцеловал губернаторского лакея, и потом мы поехали к ней самой. Так как приданое «молодой» состояло из двух платьев, одного дорожного и
другого венчального, то она и отправилась в венчальном.
— Расскажи, расскажи, милый, чернобровый парубок! — говорила она, прижимаясь лицом своим к щеке его и
обнимая его. — Нет! ты, видно, не любишь меня, у тебя есть
другая девушка. Я не буду бояться; я буду спокойно спать ночь. Теперь-то не засну, если не расскажешь. Я стану мучиться да думать… Расскажи, Левко!..
— Разумеется, любви вашей, несравненная Хавронья Никифоровна! — шепотом произнес попович, держа в одной руке вареник, а
другою обнимая широкий стан ее.
Любовь Андреевна. Знаете,
друзья, пойдемте, уже вечереет. (Ане.) У тебя на глазах слезы… Что ты, девочка? (
Обнимает ее.)
Мать уехала рано утром на
другой день; она
обняла меня на прощание, легко приподняв с земли, заглянула в глаза мне какими-то незнакомыми глазами и сказала, целуя...
Сие последнее повествуя, рассказывающий возвысил свой голос. — Жена моя, едва сие услышала,
обняв меня, вскричала: — Нет, мой
друг, и я с тобою. — Более выговорить не могла. Члены ее все ослабели, и она упала бесчувственна в мои объятия. Я, подняв ее со стула, вынес в спальную комнату и не ведаю, как обед окончался.
—
Друзья мои, — сказал отец, — сегодня мы расстанемся, — и,
обняв их, прижал возрыдавших к перси своей.
Граф его
обнял, и таким образом произошел брак его с Ниной Александровной, а на
другой же день в пожарных развалинах нашли и шкатулку с пропавшими деньгами; была она железная, английского устройства, с секретным замком, и как-то под пол провалилась, так что никто и не заметил, и только чрез этот пожар отыскалась.
— С Иваном Федоровичем Епанчиным я действительно бывал в большой дружбе, — разливался генерал на вопросы Настасьи Филипповны. — Я, он и покойный князь Лев Николаевич Мышкин, сына которого я
обнял сегодня после двадцатилетней разлуки, мы были трое неразлучные, так сказать, кавалькада: Атос, Портос и Арамис. Но увы, один в могиле, сраженный клеветой и пулей,
другой перед вами и еще борется с клеветами и пулями…
Пять дней тому назад я секретарствовал к вашему превосходительству, как вы могли заметить, за Николая Яковлевича, — сегодня представился случай
обнять тебя, добрый
друг, крепко, крепко, очень крепко.
Обними всех наших сенаторов и
других чинов людей. Сожителя твоего как теперь вижу, — мне Annette писала, что ты живешь с Яковлевым. Когда будет возможность (а возможность эта бывает), скажи мне о всех наших несколько слов.
Пора вам читать мою болтовню; мало толку в ней найдете, но и по этому узнаете вашего неизменного, старого
друга, который дружески, крепко вас
обнимает и просит приветствовать всех ваших домашних и добрых поселителей, верных нашей старине.
— Эти слова между нами не должны казаться сильными и увеличенными — мы не на них основали нашу связь, потому ясмело их пишу, зная, что никакая земная причина не нарушит ее; истинно благодарен вам за утешительные строки, которые я от вас имел, и душевно жалею, что не удалось мне после приговора
обнять вас и верных
друзей моих, которых прошу вас
обнять; называть их не нужно — вы их знаете; надеюсь, что расстояние 7 тысяч верст не разлучит сердец наших.
Сейчас надобно отправлять почту, она и сегодня действует, хоть птица гнезда не вьет, [По народному поверью — 25 марта (благовещенье) «Птица гнезда не вьет».] а настает надобность хватить еще словечко, тебе, добрый
друг Таврило Степанович, — жена кричит с лестницы, что завтра чествуют твоего патрона и чтоб я непременно хоть невидимкой со всем теперешним нашим обществом явился к имениннику, который, верно, задает пир на дворянской улице. — От души
обнимаю тебя и желаю тебе того, что ты сам себе желаешь.
Много бы хотелось с тобой болтать, но еще есть
другие ответы к почте. Прощай, любезный
друг. Ставь номера на письмах, пока не будем в одном номере. Право, тоска, когда не все получаешь, чего хочется. Крепко
обнимаю тебя. Найди смысл, если есть пропуски в моей рукописи. Не перечитываю — за меня кто-нибудь ее прочтет, пока до тебя дойдет. Будь здоров и душой и телом…
Прощай, любезный
друг Оболенский, мильон раз тебя целую, больше, чем когда-нибудь. Продолжай любить меня попрежнему. Будь доволен неполным и неудовлетворительным моим письмом. Об соседях на западе нечего сказать особенного. Знаю только, что Беляевы уехали на Кавказ. Туда же просились Крюковы, Киреев и Фролов. Фонвизину отказано. — Крепко
обнимаю тебя.
Покамест довольно. Крепко вас
обнимаю, добрый
друг.
Обнимаю тебя,
друг тайный души моей!.. так крепко, что ты должна слышать мои объятия отсюда.